Согд в VI-VII вв. – замок Муг и Пенджикент

Согд в VI-VII вв. – замок Муг и Пенджикент

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Нигде, быть может, не выступает столь очевидно значение археологических открытий и исследований, как при изучении раннесредневековой истории Согда. Мы уже не раз ссылались на эти археологические материалы. Остановимся несколько подробнее на материалах, обнаруженных в замке на горе Муг и древнем Пенджикенте.
Местные жители – таджики селения Хайрабад (совр. Айнинский район) с давних времен знали старинное место, которое они называли Кала-и Муг, т. е. замок Муг, или, как стало общепринятым в научной литературе, «замок на горе Муг». В начале 30-х годов жители часто посещали это место, а весной 1932 г. пастух Джур Али случайно нашел там плетеную корзину и лист шелковистой бумаги с непонятными для него письменами. Не смогли разобрать, что там написано, ни местные, ни уратюбинские грамотеи. Осенью об этом узнал тогдашний секретарь райкома партии Абдулхамид Пулоти, большой ревнитель древней истории и культуры. Он сразу же оценил значение находки и отправил этот документ в г. Душанбе. Как раз в 1932 г. по просьбе ЦК Коммунистической партии Таджикистана и правительства республики постановлением Президиума Академии наук СССР была учреждена Таджикистанская база АН СССР. Ее первым руководителем был всемирно известный востоковед академик С. Ф. Ольденбург. Специалисты базы установили, что документ написан на уйгурском или на согдийском языке, а весной 1933 г. фотография этой рукописи была передана выдающему советскому иранисту А. А, Фрейману. Он определил, что этот документ – письмо, написанное на согдийском языке согдийским курсивным шрифтом. Находка, сделанная пастухом, оказалась важнейшим научным открытием. Памятники согдийской письменности были известны значительно раньше (были найдены в Восточном Туркестане). В 1932 г. они впервые были обнаружены на территории самого Согда. Согдийские письма из самой Согдианы – было от чего взволноваться ученым!

Согдийским документ с горы Муг. Брачный контракт

А.А. Фрейман приехал в Душанбе, познакомился с документом, уточнил обстоятельства находки. Возникла первоначально казавшаяся дерзкой мысль: нет ли еще рукописей. По совету А. А. Фреймана на место выехала группа сотрудников Таджикистанской базы АН СССР. Общественность республики с нетерпением ожидала дальнейших открытий. В этой обстановке А. Пулоти летом 1933 г. организовал раскопки. Разумеется, он не был специалистом-археологом и кое-что, должно быть, упустил, но его энтузиазму и энергии следует отдать должное. В июле было найдено свыше двух десятков документов, а также некоторые предметы материальной культуры. Совнарком Таджикской ССР принял специальное постановление и выделил необходимые средства для дальнейших поисков.
Осенью на место находки выехал ученый секретарь Таджи кистанской базы АН СССР А. И. Васильев вместе с экспедиционной группой. Именно тогда были начаты научные раскопки замка; А. В, Васильев обнаружил еще 21 рукопись. По решению руководящих органов Таджикистана в октябре была снаряжена целая экспедиция во главе с А. А. Фрейманом. В ее составе в ноябре 1933 г. А. И, Васильев произвел раскопки замка на горе Муг, Позже (в 1947 г.) замок был дообследован В. Л. Ворониной.
Гора, на которой расположены развалины замка, высится восьмидесятиметровой глыбой на левом берегу р. Зеравшан, там, где в нее впадает маленькая р. Кум. С трех сторон эта возвышенность окружена рекой, с четвертой на нее ведет крутой подъем. Верхняя площадка была окружена каменной стеной, делавшей замок еще более неприступным. На верхней площадке находятся развалины здания, когда-то бывшего двухэтажным. К моменту раскопок сохранились лишь развалины нижнего этажа. Здание имело вид неправильного прямоугольника со сторонами 18,5-19,5 м. В нижнем этаже схема планировки была следующей: четыре длинных, почти на всю длину здания, и узких помещения и одно более короткое (ширина этих помещений 1,9-2,25 м) открывались северными торцами в еще более узкий поперечный коридор, который связывал эти помещения в единое целое. Из коридора был выход наружу. Основания стен были сложены из камня, верхние части и своды – из сырцового кирпича. Замок очень небольшой. Он лишен каких-либо орнаментов или украшений, его функции были, очевидно, военно-сторожевыми.
В процессе раскопок выяснилось, что документы (общее количество найденных документов превысило 80, из них 74 – согдийских) лежали на высоте 50-70 см над полом в слое обвалившегося свода. А. И. Васильев сделал правильное заключение, что здание первоначально было двухэтажным, документы хранились на втором этаже. В процессе раскопок были найдены не только документы, но и многочисленные предметы материальной культуры – их коллекция достигла 400. Разнообразны гончарные изделия. Очень интересны плетеные изделия: крышки, корзины и т. д. Они сделаны удивительно тщательно н по технике плетения и форме напоминают плетеные изделия памирских таджиков. Отдельного упоминания заслуживают деревянные изделия: великолепные точеные, блюда, пуговицы, лопата, ложка, обруч и др. Интересна деревянная шкатулка, обтянутая черной тонкой кожей, на крышке ее изображены розетки в виде восьмиконечной звезды, нанесенные красной краской. Уникальным является деревянный щит, обтянутый кожей с красочным изображением лошади и вооруженного всадника. Значительная коллекция тканей состоит из хлопчатобумажных, шелковых и шерстяных образцов. Совершенно особое место занимают кружевные головные сетки, плетенные из хлопчатобумажных нитей,- великолепные и совершенно уникальные произведения древнего среднеазиатского кружевного искусства. В числе предметов вооружения, помимо упоминавшегося выше щита (он, быть может, был не боевым, а церемониальным), следует также упомянуть деревянные ножны кинжала, железные наконечники стрел, древки стрел – камышовые, деревянные, комбинированные. Найдены изделия из стекла, шесть монет, растительные остатки.

Щит с изображением всадника. Замок на горе Муг

Вся богатая коллекция впервые дала представление об облике материальной культуры согдийцев, а эпохальное открытие письменных документов сулило, после их расшифровки, много ценнейших данных по истории и духовной культуре. В результате напряженного труда А. А. Фреймана была начата расшифровка согдийских рукописей, эту работу завершили его ученики – М. Н. Боголюбов, В. А. Лившиц, О. И. Смирнова; арабский документ был прочитан и прокомментирован И. Ю. и В.А. Крачковскими.
Изучение всех материалов позволило точно датировать замок на горе Муг и сделанные в нем находки. Путеводную нить дал арабский документ, в котором В. А. и И. Ю. Крачковские сразу же прочли имя «Дивасти» (согдийцы называли его «Деваштич»), который упоминается в источниках по истории завоевания арабами Средней Азии. И. Ю. Крачковский через 10 лет после сделанного открытия в своей книге «Над арабскими рукописями» дал яркое, документально точное описание, как все это происходило. Затем он делает заключение: «Действительно, имя Дивасти послужило ключом ко всему: оно не только разъясняло арабское письмо, но подвело твердую базу для разработки согдийских документов. Дивасти оказался согдийским властителем, остатки архива которого и попались экспедиции на гору Муг. Разгаданное уже с гораздо меньшим трудом имя того арабского правителя, которому он адресовал свое письмо, неожиданно принесло совершенно точную дату документа сотым годом хиджры, около 718-719 года н. э.». Уже в феврале 1934 г. в Ленинграде, на сессии Академии наук, посвященной отчету экспедиции на гору Муг, были доложены ее результаты, в частности первые попытки чтения согдийских рукописей и результаты расшифровки арабского документа. Справедливы слова И. Ю. Крачковского. «…Это было торжество – торжество экспедиции, обогатившей науку невиданными материалами, и торжество самой науки, показательно говорившей о своей мощи, которая на глазах всех как бы поднимала наши знания на высшую ступень». Хочется добавить еще, что в это торжество внесли свою лепту и скромный пастух, и секретарь райкома партии, и руководители республиканских организаций, и корифеи советского востоковедения.
Все это привлекло внимание ученых к бассейну верхнего Зеравшана. В Таджикистане не было тогда археологических учреждений, но были люди, интересующиеся прошлым республики. Одним из таких энтузиастов был краевед-археолог В. Р. Чейлытко, человек большой энергии, В 1934-1937 гг. им изучался бассейн верхнего Зеравшана, в частности были произведены небольшие раскопки на городище древнего Пенджикента. Из скупых газетных сообщений нельзя получить сколько-нибудь полного представления об этих раскопках, хотя они, несомненно, дали интересные результаты. Имеющиеся описания страдают неточностью. Вместе с тем следует подчеркнуть, что В. Р. Чейлытко правильно определил значимость городища древнего Пенджикента и те перспективы, которые могут открыться при его изучении: оно,- писал он,- выведет на свет целый город до арабского завоевания, без следов каких бы то ни было поздних «влияний», так как город после его разрушения в начале VIII в, не был никем населен. При раскопках были найдены произведения искусства, монеты, керамика.

Чисчт. росписей из никла «Рустамиада», Пенджикент
Однако научное изучение Пенджикента было начато лишь лет спустя. В 1946 г. была организована большая научная экспедиция – Согдийско-Таджикская археологическая экспедиция. В ее работах участвовали три учреждения: Институт истории материальной культуры АН СССР Таджикский филиал АН СССР и Государственный Эрмитаж. Начальником экспедиции был назначен один из крупнейших советских востоковедов и археологов, ученик В. В. Бартольда, член-корреспондент АН СССР А, Ю. Якубовский. С группой сотрудников он в 1946 г. посетил Пенджикент. Детальный осмотр городища, с учетом информации о работах В. Р. Чейлытко, привел А. Ю. Якубовского к заключению о целесообразности проведения здесь больших раскопок. Ученый исходил из того, что «древний Пенджикент не знал жизни в мусульманское время». А. Ю. Якубовский надеялся получить материалы для суждения о среднеазиатском городе времени, предшествующего арабскому нашествию. Он вывел изучение древнего Пенджикента из краеведческих закоулков и тупиков на центральную магистраль советской науки. Вплоть до своей смерти (1953 г.) А. Ю. Якубовский возглавлял археологические раскопки в Пенджикенте. Затем эти работы проходили под руководством М, М. Дьяконова (умер в 1954 г.), а с 1954 г. ими руководит А. М. Беленицкий.
Руины древнего Пенджикента находятся в 60 км на восток от Самарканда, на окраине современного города Пенджикента. Здесь, на краю высокой речной террасы Зеравшана, раскинулось древнее городище. До раскопок здесь были богарные посевы. На глади террасы возникала оплывшая городская стена с выступами-башнями. Поднявшись на нее, можно было увидеть неровную поверхность городища: бугры, всхолмления, чередующиеся с впадинами, разной ориентации и величины. Это основная городская территория, по терминологии более поздних источников, шахристан. Его площадь достигает 19 га, а окружность- 1750 м. Стены шахристана лишь на севере и востоке прямые, в других местах, следуя рельефу местности, имеют уступчато-изломанный контур. На запад от шахристана, когда-то включенная в единую фортификационную систему, высится цитадель – резиденция правителя. Она находится на холме высотой до 30 м и отделена от шахристана саем. К востоку и юго- востоку от шахристана находились пригородные усадьбы – зародыш рабада (торгово-ремесленного пригорода) городов развитого средневековья. К югу от шахристана имелись небольшие холмики, раскопки которых показали, что это зороастрийские наусы. Здесь, следовательно, находился некрополь.
Шахристан был рассечен улицами. Ширина этих городских магистралей 3-5 м, они то идут параллельно друг другу, то сливаются. По сторонам улиц находились массивы жилых, хозяйственных и торгово-ремесленных помещений. Так, вдоль одной из этих улиц, получившей условное обозначение № 1 и прослеженной на протяжении 100 м, располагались с одной стороны жилые массивы XIII и VI, а с другой – III, XX, VII и XVI. Каждый такой массив состоял из десятков комплексов и свыше сотни помещений.
Так, жилой массив – объект III, находящийся в северо-восточной части города, имеет вид вытянутого с севера на юг почти правильного прямоугольника 190×35 м. Западный фасад вначале, на протяжении 100 м, тянется в виде гладкой стены с пятью проемами и одним айваном, затем на юге приобретает иной характер. Восточный фасад более расчленен дверными проемами и айванами. Весь массив состоит, по О. Г. Большакову, из восьми комплексов, каждый из которых включает 10-15 помещений. Комплексы состоят из помещений первого этажа и пандуса, ведущего на второй этаж. Центром комплексов являлся большой квадратный зал. Комплексы отделены друг от друга глухими стенами.
Объект VI/XIII отличается менее регулярной планировкой, чем объект III. Помещения этого комплекса примыкают к городской стене, оставляя у ее излома свободный участок – двор. Б. Я- Ставиский выделяет здесь множество комплексов, каждый из которых состоит из четырех-десяти помещений нижнего этажа. В нескольких из них имеется большой парадный зал, ведущий в него сводчатый коридор, дополнительные помещения и пандус в помещении второго яруса. Эти комплексы аналогичны вышеописанным комплексам объекта III.
Как подметила В, Л. Воронина, намечается деление каждого из этих комплексов на две части: парадную и собственно жилую. Наиболее богатые комплексы имели вход, оформленный в виде айвана. Комнаты первого этажа обычно сводчатые, очень высокие (до 5м) с суфамн-лежанками вдоль стен. Эти помещения были темными и плохо освещенными. Пандусы или лестницы вели на второй этаж. Вторые этажи были, очевидно, значительно более светлыми и легкими. Не исключено, что они были приспособлены для летнего жилья. Центром таких комплексов, как указывалось, являлись крупные, квадратные (площадью в среднем 50-80 кв. м) залы. Их стены обегали высокие суфы, а напротив входа суфа имела вид широкого выступа- эстрады. В этих залах плоское деревянное перекрытие покоилось на четырех колоннах, причем в центре оставался световой люк. Стены залов покрывались росписью, а колонны – резьбой. Здесь же находились резные деревянные статуи.
Каждый такой комплекс, или секция,-жилище представителя знати, где имеются помещения для проживания владельца и членов его семьи, отдельные (иногда изолированные) помещения для слуг и хозяйственные помещения, а также парадный зал, который, возможно, отчасти выполнял функции «мехманханы» таджикского богатого жилища XIX – начала XX в.
Наряду с такими комплексами в состав массивов входили и другие, лишенные парадных залов, меньшие по размеру и значительно более скромные или даже бедные. Это жилища рядового городского населения.
Один из комплексов объекта VI имеет особую планировку, В нем четыре парадных помещения, в том числе прямоугольный парадный зал (12,7×7,9 м). Там найдено 100 игральных костей, среди росписей зала – сцена игры с доской и костями. Хотя невозможно окончательно обосновать догадку В.Л. Ворониной, что это был своеобразный «игорный зал», но общественное назначение комплекса не вызывает сомнений.
Жилые массивы не являлись единовременными постройками. Они расширялись и многократно перестраивались.
В последние годы удалось определить также назначение изолированных помещений (иногда двухчастных) с прямым выходом на городские улицы. На раскопанных участках четырех улиц количество таких помещений превысило четыре десятка. В некоторых из помещений имеются горны, куски кричного железа, очажные устройства с ошлакованными стенками и другие следы производственной деятельности. Во всех этих помещениях сравнительно много монет. А. М. Беленицкий не без основания считает их мастерскими и лавками или теми и другими одновременно.
Один из подобных комплексов пристроен к богатому жилому дому и состоит из площадки, обращенной к этой улице, и выходящих на нее небольших помещений. Вдоль них шел навес. Базары тянулись вдоль городских магистралей. Как и в период развитого средневековья, они объединяли торговые и производственные функции.
По словам А. М. Беленицкого, «раскопки последних лет радикально меняют представления об уличной сети города. Перед нами регулярная сеть прямоугольных улиц, разделяющих застройку на сравнительно четко ограниченные кварталы. Несомненно, имелись и площади, самые различные по размерам».
В северной половине городища имеется большая впадина – площадь. К западу от нее были два холма, которые оказались постройками примыкавших друг к другу общественных сооружений, которые чаще всего определяются как храмы: южный (№ 1) и северный (№ 2). Храмовые комплексы состояли из двух частей: собственно храмового здания и ограды, включавшей множество вспомогательных (жилых и хозяйственных) помещений. При этом храмовое помещение комплекса № 2 расположено в центре двора, со всех сторон окруженного оградой из помещений (размеры двора 75-80 м с востока на запад, 60 м с севера на юг), а в комплексе № 1 двор примыкает с одной (восточной) стороны. Храмовые помещения поставлены на стилобате и приподняты по отношению к двору. Попав внутрь ограды, посетитель мог видеть на одной оси с воротами шестиколонный портик-террасу (длина ее по фронту около 21 м). За ним, в глубине, айванное, открытое вст двор, т. е. на восток, четырехколенное квадратное помещение (7,85×8,1 м в одном храме и 8,1×10,3 м – в другом). Из него можно было попасть в лежащее в глубине небольшое прямоугольное святилище. По бокам и сзади основное здание окружала обходная галерея, сообщавшаяся с портиком-террасой. Стены центральных четырехколонных залов и айванов-террас были покрыты росписями, по-видимому, имелась и глиняная скульптура. Вход в ограду комплекса № 2 был украшен глиняным барельефом. А, М. Беленицкий доказал, что часть росписей этих комплексов имела ритуальное значение, а также выяснил историю комплексов.

Пенджикентскнй Шива

Роспись, иллюстрирующая басню о птице, которая несла золотые яйца.
Пенджикент

Резная деревянная панель из Пенджикента

Даже в руинах здания храмов производят величественное впечатление. Зодчий поставил себе определенную задачу, которую и разрешил мастерски. Выходящий на площадь богатый портик открывает вид на центральное здание храма. «Храм, поднятый на платформу, господствует над пространством двора, целиком открытый зрителю своим широким пандусом, легкой колоннадой и богатым залом. Можно представить себе праздничное великолепие постройки – стройность колонн, тонкий рисунок резьбы и скульптуры, симфонию красок, переливающихся в глубине айванов, широко открытых навстречу восходящему солнцу».
Все эти раскопки вскрыли верхний горизонт шахристана, который относится к VII-VIII вв. (более ранние периоды пока еще слабо изучены).
Это было время расцвета города. Он был прерван арабским нашествием. На некоторых участках прослеживаются следы большого пожара – скорее всего 722 г. н. э., но не исключено, что он был несколько позже (до 738/39 г.).
Примерно в 738-740 гг. город вновь восстанавливается. Однако затем, в 70-х годах VIII в., возможно в связи с восстанием Муканны, Пенджикент был вновь разрушен арабскими войсками, и на этот раз жизнь в шахристане и рабаде прекратилась окончательно.
На отдельных участках были исследованы и нижележащие слои. Оказалось, что как цитадель, так и шахристан, окруженный стеной, возникли еще в V – начале VI в. Именно в это время город рос, формировался.
Одновременно А. И. Тереножкиным были начаты раскопки цитадели. В последние годы здесь успешно работает молодой археолог А. Исаков.
Они установили, что цитадель состоит из донжона с примыкающей площадкой и нижнего яруса построек, обращенных в сторону шахристана. Именно здесь обнаружен комплекс парадных помещений, в том числе громадных залов с суфами и эстрадами. Центральное место занимает огромный парадный зал (10×12,5 м) с глубокой лоджией. Особенностью его планировки является трехступенчатое расположение площадок, повышающихся от входа к лоджии. Найдены деревянные части оснований трона. Помещения украшены великолепной настенной живописью, сильно пострадавшей при пожаре. Очень вероятно, что это остатки дворца Деваштича.
Пригород занимает территорию 20-25 га. Здесь не было сплошной застройки, а располагались отдельные усадьбы. В 1951-1953 гг. раскопано девять домов-усадеб, до раскопок имевших вид холмов. Один из этих холмов, стоявший изолированно, имел размеры 22×16 м при высоте 2,5 м.
Раскопки выяснили планировку. Дом включал помимо входного еще три помещения, коридор и пандус. Помещения относительно хорошей сохранности. В дальней комнате имелась винодавильня, из чего можно заключить, что семья, проживавшая в этой усадьбе, занималась виноделием. В других помещениях жили владельцы усадьбы: в одном, может быть, содержали скот.
Иногда в нескольких метрах от жилых домов находились наусы – гробницы, где жители пригорода хоронили покойников.
Городской некрополь расположен менее чем в полукилометре от южных стен шахристана. Здесь можно насчитать сейчас 70 холмов (первоначально их было, по крайней мере, в 2-3 раза больше). Три десятка их было раскопано – это оказались наусы, куда помещались оссуарии с костями покойников. Это небольшие камеры с арочным входом (после захоронения вход забивался). Внутренняя площадь камеры обычно 4-5 кв. м, но доходит до 10 кв. м. Вдоль стен – суфы, на которые ставились оссуарии.
В процессе раскопок получен богатейший материал по строительному делу и архитектуре, искусству, различным сторонам ремесел.