Культура и религия кушанской Средней Азии

Культура и религия кушанской Средней Азии

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Памятники письменности

Кушанское время характеризуется серьезными сдвигами в области духовной культуры народов Средней Азии. Это был период сложных и во многом противоречивых явлений, переплетающихся тенденций и влияний.
Уже в IV-II вв. до н. э. в Средней Азии возникают на базе арамейской местные письменности.
Древнейшими памятниками согдийского письма являются надписи на согдийских монетах начала нашей эры. Далее сл дуют «старые согдийские письма». В них знаки ясно различаются и большей частью не соединяются друг с другом. Это письмо еще не далеко отошло от арамейского прототипа. Вместе с тем, по словам В. А. Лившица, эти письма показывают что в то время «уже сложились основные нормы согдийского письменного языка, сохранявшиеся по крайней мере до X в.».
«Согдийские старые письма», которые, как показал В. Б. Хеннинг, датируются 312-313 гг. н.э., являются не только важными историческими документами, но и образцами эпистолярной прозы. Подлинные события человеческой жизни отражены в них с безыскусной правдивостью. Натиск хуннов, тревожные дни согдийских колоний, страх, гнев и любовь – вся гамма человеческих чувств и переживаний без каких-либо литературных украшений запечатлены в этих документах. Горечью и обидой проникнуто письмо, адресованное молодой согдианской Меванчой (это имя означало «тигренок» или «кошечка») своей матери в Самарканд. Ее опекун, которого зовут Нанидат, хочет против ее воли жениться на ней, и она диктует писцу: «Лучше я буду женой собаки или свиньи, чем женой Нанидата» (перевод В, А. Лившица). Прошло некоторое время, и Меванча вновь пишет матери. Она не только стала женой Нанидата, но и отзывается о своем муже с любовью и уважением. Что ж, такие коллизии не раз запечатлены в мировой литературе.
В Сурх-Котале (к югу от Кундуза) было найдено несколько надписей, написанных кушанской разновидностью греческого алфавита. Язык же надписей оказался восточноиранским, ранее практически неизвестным. Это обусловило трудности в их расшифровке, которой занимались А. Марик, Э. Бенвенист, В. Хеннинг, И. Гершевич, Я. Харматта, X. Хумбах и др. Одна надпись состояла из 25 строк. До сих пор не существует ее общепринятого полного перевода, причем исследователи расходятся во многих важнейших пунктах, в частности в том, кто в надписи подразумевается (или назван) строителем храма. Один из вероятных вариантов перевода предложен В. А. Лившицем: «Этот акрополь – храм, [называемый] Канишка Победитель, которым господин царь почтил Канишку. И вот, когда первоначально было закончено [сооружение] акрополя, тогда высохли внутри [акрополя] находящиеся [вместилища] воды, в результате чего акрополь остался без воды. И когда от сильного летнего зноя наступила засуха, тогда боги из [их] гнезда [храма] были унесены – и изображения [богов] и скульптуры [богов]. И акрополь опустел – до тех пор, пока в 31 году правления, в месяце нисане, пришёл сюда к храму наместник Но- коязок, любимый царем, наиболее дружественный к царю, сиятельный [«сын бога»], старающийся [?], делающий добро, полный добродетелей, чистый помыслами по отношению ко всем существам. Затем он акрополь обнес стеной, вырыл колодец, левел воду, выложил [колодец] камнем так, чтобы люди, находящиеся в акрополе, не испытывали бы недостатка в воде ли «чтобы акрополь не испытывал недостатка в чистой воде»] чтобы в случае засухи, возникающей от сильного летнего зноя, не были бы унесены из [их] гнезда, чтобы акрополь не опустевал. А над колодцем был устроен подъемник для воды[?], было сооружено также водохранилище. И благодаря тому колодцу, и благодаря этому водоподъемнику весь акрополь стал процветающим. И этот колодец и это [далее следует слово, которое предположительно может обозначать «окно», «башня»] сделали Хиргоман, Бурзмихр, сын Куэгашки, Астилганциг и Ноконзок, наместники, послушные приказу царя, И написал Евман вместе с„ Михраманом, Бурзмихр-пухром [и] Амихраманом».
Язык этой надписи занимает промежуточное положение между пушту и памирскими языками – мунджанским и йидга, с одной стороны, и согдийским, хорезмийским и парфянским, с другой. Проницательности выдающегося ираниста В. Б, Хеннинга мы обязаны определением, что язык надписи и является бактрийским языком, до последнего времени практически совершенно неизвестным (надписи на кушанских монетах, геммах и керамике не давали возможности из-за краткости дать его характеристику). По своей грамматической структуре бактрийский язык дальше, чем другие восточноиранские языки, отошел от древнего типа.
По мнению лингвистов, в надписях из Сурх-Котала, а также в индийских (кушанского времени) сохранились лишь некоторые термины первоначального сакского диалекта кушан. Можно представить, что кушаны на территории Бактрии смешались с бактрийцами, были в какой-то степени ассимилированы ими и во всяком случае для письменной речи употребляли бактрийский язык, хотя с большим количеством заимствований из других иранских и индийских языков. В надписях на кушанских монетах представлены та же письменность и тот же бактрийский язык.
Для письма применялось, по крайней мере со времени Канишки, греческое письмо. К 24 знакам греческого алфавита был добавлен еще один; на практике, однако, употреблялось меньшее число буквенных знаков. Кушанское, или, точнее, бактрийское, письмо характеризуется сочетанием остроугольной, квадратной и округлых форм большинства знаков, .Позже развивается полукурсивность.
Таким образом, вслед за согдийским, парфянским и хорезмийским языками науке стал известен и бактрийский язык. Большая сурхкотальская надпись является вместе с тем первым литературным памятником на бактрийском языке. По своему жанру она сходна с ахеменидскими и сасанидскими надписями. Однако в отличие от царских надписей в сурхкотальской надписи славословия почти полностью отсутствуют. Это особенно четко проявляется при сопоставлении с надписью Дария в Сузах, которая также посвящена строительству. Однако треть (!) ее занимает славословие Ахура-Мазде и царю. Сурхкотальская же надпись имеет строго деловой характер. Она дает последовательное изложение событий и их мотивацию. Перед нами краткая летопись событий, образец деловой прозы.
На. юге Средней Азии открыто немало (правда, небольших) бактрийских надписей. Так, в самом Душанбе найден погребальный хум с краткой (одно слово) надписью; из Дашт-и Джума происходит бронзовый колокольчик с надписью, состоящей из 17 знаков (может быть, это просто буквы, нанесенные неграмотным мастером). В Термезе, в монастыре Кара-тепе, найдено несколько бактрийских надписей на черепках, в том числе билингвы; надписи, процарапанные на стенах. В Хорезме, на Топрак-кале, обнаружены памятники хорезмийской письменности, работа над расшифровкой которых ведется.

Религиозные верования

Религиозные верования в кушанское время отличались значительной сложностью. Основная часть среднеазиатского населения по-прежнему придерживалась зороастризма. Так, у согдийцев, как явствует из их личных имен (свыше 20), встречающихся в «старых согдийских письмах», население в основном придерживалось зороастризма. Эти имена восходят к именам древнеиранских божеств, вошедших в среднеазиатско-зороастрийский пантеон. При этом «согдийский» зороастризм имел определенную специфику. Следует отметить, что одно из высших мест в согдийском пантеоне занимала богиня Нана[и]. Автор письма № 2 и адресат этого письма, живущий в Самарканде, носят имена, в составе которых слово «нана[и]». Это женское божество месопотамского происхождения, где оно было известно еще в шумерскую эпоху. Затем оно появляется в Ассирии, позже – в Иране, а в римское время распространяется от Египта и Греции на западе до Парфии, кушан и Согда на востоке. Возможно, в Средней Азии культ Нана[и] переплетался с культом Анахиты.

Для бактрийского зороастризма известные данные можно также получить, анализируя изображения божеств на кушанских монетах. Здесь в специфическом, бактрийском написании встречаются имена; Оромоздо – Ахура-Мазды, Михро – Митры, Мао – Маха (божество луны), Фарро – Фариа (божество обилия и царского счастья, судьбы), Орлагио – Вэрэтрагны (божество победы), Нана – Нанаи (божество плодородия) и др.нэ. Встречаются и местные, специфические бактрийские обозначения, например Охшо, или Оахшо. Несомненно, это слово происходит из древнеиранского «вахшу». В авестийском «вахш»- «сказанное слово» (технический термин), в согдийском оно связано со значением «логос». В среднеиранских языках оно употреблялось в значении «дух», который иногда связан с «текущей водой». В индийских источниках словом «вахшу» обозначается Амударья, которую греки знали под сходным названием Оксус|. В надписи на резном камне из Калькуттского музея можно видеть религиозную формулу: «Вахш, единственный бог».
Представление о «вахше» как о божестве сохранилось в Средней Азии до средневековья. В начале XI в. Бируни сообщал о том, что у хорезмийцев есть праздник «вахшангам», и добавлял: «Вахш – имя ангела, поставленного [наблюдать] над водами, в частности, над рекой Джейхун». В эпоху развитого средневековья и в наше время старое название Амударьи сохранилось лишь за одним из притоков Пянджа – Амударьи, а именно, за рекой Вахш. Но это свидетельствует, что именно здесь, на юге Таджикистана, особенно прочно укоренились верования в духа – покровителя речных вод Оашхо.
Представление о храме бактрийцев дает раскопанный французской экспедицией в Афганистане храм в Сурх-Котале. На высоком холме, куда ведет парадная трехмаршевая лестница, на возвышении, выполненном из кирпича и укрепленном по сторонам каменными плитами с пилястрами, располагался главный храм. Он был прямоугольный (35х27 м), более широкий по фасаду, чем в глубину, состоял из квадратного центрального помещения, с боковых сторон и сзади окруженного коридором. С фасадной стороны в храм вели три прохода: широкий – в центральную часть, узкие, расположенные по сторонам от него, – в коридор. В середине центрального помещения стояла квадратная каменная платформа, с колоннами по углам. Три ступени (у задней стороны) вели на платформу. Стены этого помещения были украшены пилястрами.
Пространство вокруг храма было окружено стеной крепостного типа – снаружи она имела прямоугольные башни. Внутри же, вдоль стены, шел колонный портик, а в плоскость стены были углублены ниши, в которых когда-то находились крупные, ярко окрашенные скульптуры из глины (большинство из них рассыпалось). Позже, между основанием возвышения и стеной двора, а также снаружи, вплотную к стене, были построены два небольших храма, у которых также было центральное квадратное помещение и окружающие его (но с четырех сторон) коридоры. В центральном помещении одного из этих храмов находилось ступенчатое возвышение, сделанное из сырцового кирпича. Стены его были украшены по углам и в середине пилястрами, между ними находились вырезанные в глине рельефы (изображения птиц). На верхней поверхности возвышения – сильно обожженное углубление, заполненное чистой золой. Это – алтарь огня. Строго говоря, это еще не может служить доказательством, что и главный храм был храмом огня. Высказывалось мнение, что он является династическим храмом. Исследователь этого храма Д. Шлюмберже считает, что храм мог сочетать обе функции – быть династическим храмом и одновременно храмом огня, и называет сурхкотальский храм «царским кушанским храмом огня».

В одной из сурхкотальских надписей есть слово «Баголагго» – «святилище», – по-видимому, так назывался храм; это название перешло в наименование ближайшего района и населенного пункта (Баглан).
Наряду с зороастризмом получают распространение и другие религии. Как известно, в кушанской Средней Азии был распространен буддизм. Вполне вероятно, что сведения о буддизме проникают в Среднюю Азию за несколько столетий до этого, может быть при Ахеменидах, но конкретные данные о распространении в Средней Азии буддизма относятся к значительно более позднему времени. Буддизм проник в Среднюю Азию через Афганистан. Его распространение, судя по всей совокупности имеющихся данных, шло несколькими (по крайней мере, двумя) путями: западными – на Мерв (в восточные области Парфии), восточными – на Термез (в Бактрию).
Цейлонская хроника сообщает о прибытии на Цейлон в первой четверти I в. до н. э. на одно буддийское празднество некоего мудреца по имени Махадева. Этот мудрец приехал, скорее всего, не из самой Парфии, а из какого-то окраинного владения. Вскоре после этого буддизм проникает и в область Мерва, Имеются данные, что в 148 г. прибыл в Лоян и начал работу над переводами буддийских текстов на китайский язык Ань Ши-гао, судя по его имени, происходивший из страны Ань – Парфии. Именно ему и его ученикам Китай обязан знакомством с буддизмом. Более того, Ань Ши-гао был крупным ученым, и через него китайцы получили сведения о научных представлениях народов Средней Азии.

Для Бактрии мы располагаем значительным количеством сведений. Известно имй знаменитого буддийского проповедника Гхошака, уроженца Тохаристана. Из Термеза происходил буддийский богослов Дхармамитра. Буддийские проповедники достигли области Чача, где возводились буддийские сооружения.
В Средней Азии была распространена буддийская школа Вайбхашика, в учении которой было немало материалистических моментов; в их теории познаний содержались элементы диалектики. Как указывал Ф. Энгельс: «…Диалектическое мышление – именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий,- возможна только для человека, да и для последнего лишь на сравнительно высокой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего полного развития только значительно позже, в новейшей философии…».
Известен целый ряд буддийских сооружений. Так, в Айртаме, неподалеку от Термеза, был Частично раскопан буддийский монастырский комплекс I-II вв, н. э. Ядро его составляло святилище. Оно состояло из квадратного помещения, в центре которого был прямоугольный постамент – подставка реликвария, и вестибюльного помещения, стены которого были украшены замечательным каменным фризом. Монастырь включал ряд жилых и служебных помещений. В самом Термезе, на возвышенности Кара-тепе, раскапывается буддийский пещерный монастырь (в Индии такие монастыри были очень многочисленны). Здесь, в частности, производятся раскопки нескольких комплексов, каждый из которых состоял из пещерного святилища, окруженного четырьмя обходными сводчатыми коридорами, и двора с наземными культовыми постройками. Найдены следы настенных росписей, фрагменты каменных и алебастровых статуй. Неподалеку от Кара-тепе археолог Л.И. Альбаум ведет раскопки другого буддийского комплекса с прекрасной живописью и скульптурой – Фаяз-тепе. Это П-образный ряд коридоров, келий, святилищ и отдельно стоящая ступа. В самом Термезе есть и буддийская ступа – ее сейчас называют «Башня Зурмала». Рядом с Дальверзин-тепе (Сурхандарьинская область) обнаружен буддийский комплекс кушанского времени. Особый интерес представляет найденная в нем скульптура – изображения культовых буддийских и светских персонажей.
Христианство проникает в Среднюю Азию уже во II-III вв. н. э. Бируни сохранил сообщение, что один священник принес в Мерв христианство приблизительно через 200 лет после смерти основателя этой религии. Можно было бы подумать, что эти сведения являются легендарными, если бы мы не располагали сообщениями сирийских (начало III в. н, э.) и армянских (IV в. и, э.) источников о распространении христианства в «стране кушан».

Появляются в Средней Азии адепты еще одной религии – манихейства, которая сыграла значительную роль в истории среднеазиатской идеологической жизни. Остановимся на этом несколько подробнее. Основатель этой религии Мани родился в 216 г. в знатной семье в Вавилонии, вблизи Ктесифона. Сасанидский царь разрешил проповедовать новую религию, но, в конце концов, Мани был заключен в тюрьму и там умер (в 276-277 гг.), а манихейское учение и сами манихеи подверглись в Иране жестоким гонениям.
Согласно манихейской доктрине, вначале, когда не было еще земли и неба, существовали два принципа: Свет (Добро) и Темнота (Зло). В реальной жизни смешаны элементы того и другого, и человек должен способствовать достижению совершенства, помогая светлому началу в борьбе со злом. Учение Мани включало и соединяло в себе многие важнейшие элементы зороастризма, с одной стороны, и раннехристианского гностицизма,- с другой, а также в некоторой степени и буддизма. Оно не было монолитным: в отдельных школах манихейства явственно пробивалась струя социального протеста – известен манихейский лозунг: «Кто богат – будет бедным, будет просить подаяния и претерпит вечные муки». Именно это, а также проповедь высоконравственного идеала, обещания привести в «Рай Света» привлекали к манихейству массы трудящихся и средних слоев. Манихейство создало вместе с тем сильную организацию. Все это не могло не напугать сасанидский двор и зороастрийское жречество.
Еще при Мани и непосредственно после его смерти манихейство далеко выходит за границы Ирана. Проповедь манихейства в Средней Азии велась, вопреки приведенному выше лозунгу, в первую очередь среди знати, но постепенно охватила и широкие круги населения. Одним из выдающихся проповедников манихейства в Средней Азии был Мар Аммо. Затем манихейство проникло в Восточный Туркестан и еще позже в Китай. В Средней Азии и в Восточном Туркестане манихейство впитало в себя многое из буддизма, усвоив его некоторые идеи и частично терминологию. В своей религиозной пропаганде манихеи использовали искусство, в частности живопись – их религиозные книги были великолепно иллюстрированы. Поэтому в таджикско-персидской литературе и старых толковых словарях имя Мани является синонимом великого художника.
В кушанское время у разных народов существовали различные погребальные обряды.
Большой интерес представляют погребения, относящиеся к кушанскому периоду (так называемый тип ШБ), в гиссарском могильнике Туп-хана, открытом М. М. Дьяконовым. Это грунтовые могилы, выложенные и заложенные сырцовым кирпичом, иногда – сырцовые склепы. В головах стоит сосуд с загробной трапезой. Все сосуды прекрасно выделаны на гончарном круге. Большинство сосудов бокалообразной формы строгих пропорций. Характерно полное отсутствие оружия в этих могилах. Иногда в рот или на грудь трупа клались монеты, сходные по чекану с монетами царя Евкратида (подражания его монетам) – времени после падения Греко-Бактрийского царства.
В женских могилах найдены украшения из золота (серьги), железа (перстни, пряжки), камня и стекла (бусы), бронзы (зеркала, браслеты, перстни). Эти украшения дают много параллелей с сарматской культурой Прикаспия и Причерноморья. Интересно, что среди находок встречается янтарь, добывавшийся лишь в Балтийском море, раковины-каури из Индийского океана.

Вне могил найдено множество монет, из которых одна – царя Канишки; обнаружены зернотерки, обломок ручного жернова, клад железных ножей.
Во время работ М. М. Дьяконова и последующих раскопок Б. А. Лнтвинского здесь найдены и иные захоронения – в больших глиняных гробах из обожженной глины (такой обычай захоронения был широко распространен у парфян и, очевидно, заимствован от них). На территории г. Душанбе обнаружены захоронения в каменных гробницах и в хумах. На городище Кухна-кала (Вахшская долина) хоронили покойников в комнатах-камерах. Со II в. до н. э. (или даже раньше) в Хорезме, а затем в других областях Средней Азии распространяются оссуарии – керамические (редко каменные) костехранилища, куда помещались кости покойников.

Кочевое, полукочевое и часть оседлого населения хоронили своих покойников в курганах. Большое количество курганов раскопано в низовьях Кафирнигана и в Исфаринском районе, а также на территории Узбекистана и Киргизии.

Искусство

Кушанская эпоха – время апогея древнего искусства Средней Азии, Мы знаем о развитии искусства монументальных форм (живопись, скульптура, рельефы), малой пластики (терракоты), прикладного искусства (ювелирное производство и т.д.). Уже сейчас мы располагаем обширным материалом, но накопление его в связи с археологическими работами идет столь интенсивно, что любая характеристика может устареть еще до своего появления в свет. Именно в области искусства наиболее ярко проявился гений среднеазиатских мастеров; в то же время отчетливо прослеживаются связи с соседними странами.
Значение памятников среднеазиатского искусства далеко выходит за пределы Средней Азии, ибо они позволяют по-новому рассматривать и объяснять важнейшие явления художественной культуры Востока. Так, например, обстоит дело с так называемым гандхарским искусством. Гандхара – древнее название страны, ядром которой являлась Пешаварская долина и которая включала также соседние области. Именно здесь выявлено много своеобразных памятников искусства, преимущественно каменной (и алебастровой) скульптуры и рельефов. По древнему имени страны они были названы гандхарскими, хотя произведения такого стиля распространены значительно шире: они встречаются на территории всей Северо-Западной Индии, Афганистана и на юге Средней Азии. Гандхарское искусство представляет собой удивительно яркий сплав местных и эллинистическо-римских традиций. Но проблема генезиса гандхарского искусства, его эволюция и хронологии до сих пор вызывает самые разноречивые, нередко полярно противоположные мнения, бесчисленное количество теорий и гипотез. Один ученый остроумно сравнил историю изучения гандхарского искусства с «полем битвы, на котором было сокрушено так много убеждений археологов, полем битвы, почва которого усеяна раздробленными латами – устаревшими теориями, обломками оружия – отвергнутыми гипотезами. Вместе с тем проблемы, ожидающие решения, столь бесчисленны и буквально вызывающе противостоят попыткам ученых, представляясь совершенно неразрешимыми».
Основы изучения гандхарского искусства были заложены в трудах А. Фуше – французского ученого, так много сделавшего для исследования искусства и археологии Индии и Афганистана, Отсылая к его трудам, а также к трудам Д. Маршалла, Р. Роулэнда, А. К. Кумарасвами, И. Лохвизенде Леев, Г. Ингольта и др., отмечу лишь, что сравнительно недавно с очень интересной гипотезой выступил французский ученый Д. Шлюмберже. Опираясь на результаты новейших археологических открытий в зарубежной Азии, он настаивает на роли «греко-иранского элемента» (в частности греко-бактрийского) в сложении гандхарского искусства. Открытия же в Средней Азии дали прекрасный материал для суждения о собственно бактрийском искусстве. Великолепная скульптура и живопись Халчаяна, замечательная коропластика Бактрии не могут теперь не учитываться при исследовании проблемы генезиса гандхарского искусства.
Наряду с искусством Бактрии свои художественные школы создают в то время Согд, Хорезм и Парфия.